О принципиально новом, системном понимании форм и функций проектирования и создания «умных городов» в условиях глобальных технологических и социальных сдвигов действительности, месте и роли современных и перспективных «цифровых» и «интеллектуальных» инициатив в созидательной деятельности рассказал Андрей Волков, главный научный сотрудник НИЦ «Строительство», д.т.н., профессор, член-корреспондент РААСН.
— Вами представлен альтернативный взгляд на современную концепцию «умного города», которая характеризуется «неполной и часто ошибочной». В чем именно, на ваш взгляд, состоят ошибочные представления об «умном городе»?
Основная проблема любого современного представления об «умном городе» просто в том, что его не существует. Вернее, ни одно из их бесчисленного количества не является ни исчерпывающим, ни системным, ни сколько-нибудь перспективным. Это мое совершенно профессионально осознанное и ответственное утверждение. Прошу простить некоторую провокацию в этой оценке отраслевой и технологической действительности в целом, диктуемую исключительно неравнодушным отношением к происходящему и необходимостью открытой профессиональной дискуссии, способной изменить наше отношение к будущему.
Сказанное не значит, что не существует в той или иной степени эффективных технологий и успешных практик городского планирования и управления, любую совокупность которых, в принципе, никто не мешает назвать и документально определить «умным городом». Это значит лишь, что любой «лоскутный» подход сегодня не только перестает быть эффективным, но и концентрирует риски в контексте современных и будущих технологических и социальных изменений.
Попробую объяснить. Подобная глобальная (т.к. проблема сегодня приблизительно в равной степени актуальна для любой реальной экономики мира) ошибка — типична для ситуации, когда исследователь (или регулятор) определяет феномен (в нашем случае — «умный город») фактическим контуром технологий, комбинирующим приоритетные и перспективные модели различных сегментов потребления. Отсюда — более или менее стандартный набор «кубиков», из которых «собираются» все современные определения «умного города»: «информационные системы», «цифровая трансформация», «высокоскоростные коммуникации», «интернет вещей», «электронные услуги», «энергоэффективность», «зеленые стандарты», «экология», «мобильность» и проч. Причем, всё это, собранное вместе в различных комбинациях, почему-то априори предполагается: а) «умным»; б) масштабным «городу» и, наконец, в) в той или иной степени ориентированным на человека.
— Фактически следовать прогрессу, внедрять новые «умные» технологии в городе в интересах человека — разве это плохо, разве это ошибка?
Нет, в целом, это, конечно, не плохо. Но, да, как ни странно, это системная ошибка. Снова оговорюсь, я двумя руками «за» успешные современные практики, многие из которых, к слову, действительно эффективны и развиваются в благоприятном человеку ключе. Однако, тонкости, как всегда, в деталях. С подобными «очевидными» формулировками определений (совершенно, к слову, бессмысленных в части любых попыток связного документирования, регулирования и ответственности) неподготовленному собеседнику трудно не согласиться. Однако, давайте разберемся с вашим вопросом в последовательности трендов, в которой вы их перечислили.
Во-первых, никакому прогрессу не строит слепо следовать, если предварительно его профессионально и социально ответственно не планировать и критически не оценивать как минимум в трех горизонтах последствий — оперативном, тактическом и стратегическом. Иначе, как часто сегодня и получается, прогресс действительно снимает с нас ответственность за решение целого набора, как правило, непринципиальных задач, однако, одновременно, изменяет наш образ жизни, формируя зависимости и трансформируя систему ценностей неочевидным и неоднозначным для человека образом. Это не всегда плохо, более того — человек постоянно адаптируется изменениям и, в целом, позитивен улучшениям. Ключевой вопрос — управляем ли мы прогрессом в степени, препятствующей неконтролируемой (или контролируемой кем-то другим) трансформации нашей личности.
Во-вторых, замечательное слово «умные», которое мы, откровенно говоря, и в отношении человека однозначно определить до сих пор не в состоянии. В контексте «технологий» это, как правило, означает лишь нашу готовность и доверие делегировать часть собственной ответственности за принятие решений и, часто, связанную с этим часть работы, некоему алгоритму, в котором, к слову, простой автоматики на порядки больше, чем хоть какого-то «интеллекта». Использование подобных понятий в определении, как минимум, не релевантно и субъективно, а в целом носит сегодня маркетинговый, часто — пристрастный (когда, например, «умный» алгоритм стабильно «генерирует» траектории потребления в интересах конкретных бенефициаров, а вовсе не потребителя), а не научный характер.
В-третьих, физические границы концепции — «город». Самый простой вопрос, который я задаю студентам, а читатели могут спросить себя сами — в чём отличие «умного города» от, например, «умного дома»? Ответ никогда не бывает чётким, а если кто-то из коллег всё-таки пытается сформулировать различия, можно смело заключить, что их понимание сути концепции ограничено. Правильный ответ — «ничем». С кибернетической точки зрения физические границы — масштаб сущности — в этом смысле не принципиальны. Различия всего многообразия атрибутов сегодня принципиальны на других уровнях описания субъектов и объектов модели — «система-комплекс-цивилизация» и «результат-эффект-культура» соответственно.
Ну и, наконец, «в интересах человека» ли вся наша современная «умно-городская» активность? Проблема исключительно актуальна и многокритериальна, а основные вызовы исследователю и постоянно обгоняющему его в рассматриваемой области практику пытливый пользователь лаконично сформулировал бы следующим нехитрым образом. Кто и как определяет «интересы» человека, существует ли их кем-либо составленный и как-либо упорядоченный список? Учитывает ли «умный город» его «сиюминутный» интерес или одновременно в какой-либо степени руководствуется «перспективным» горизонтом бытия? Имеет ли «умный город» в виду интересы общества, большинства, той или иной группы лиц или какого-то конкретного человека? Предполагаю, что у кого-то эти вопросы вызвали улыбку, но попробуйте перечитать их снова и задуматься. Уверен, реальная картина мира куда более многомерна и, в целом, не всегда столь оптимистична, как может показаться на уровне любого «единого электронного сервиса», «5/6G» или «беспилотного такси».
Это если кратко. Снова подчеркну, всё сказанное ни в коей мере не отрицает технологический прогресс в городе, и замечательно, что он «умный». Парадокс в том, что, наоборот, масштабная и многогранная совокупность современных и перспективных технологий основательно и навсегда «опередила» и начальную (времён начала третьей промышленной революции) суть, и собственно термин, которые больше не замкнуть рамками «города» и, конечно, необходимо определить и развивать на совершенно новом уровне. Вернее — как минимум в трёх уровнях перспективы, субъектов и объектов моделирования.
— Какие изменения в концепцию вы бы внесли в первую очередь?
В первую очередь, комплексную научную концепцию нового понимания «умного города» следует сформировать. Оригинальный взгляд на такую концепцию представлен в упомянутой вами публикации, обобщающей четвертьвековой опыт ведущей российской научной школы. Считаю и уверен, сегодня этот опыт и системный подход к описанию предметной области уникальны. Могут ли быть альтернативные теории? Конечно! Именно их появления и дискуссии и в нашей стране, и в мире сегодня очень не хватает. Дело в том, что, говоря об «умном городе», практика, мотивированная различными моделями потребления, всегда обгоняет теорию. Это неплохо, но сегодня революционные изменения технологий столь масштабны и стремительны, что, развиваясь вне целостного теоретического подхода, различные сегменты практики всё больше концентрирует неуправляемые риски.
Отвечая на ваш вопрос, в первую очередь следует создать и в необходимой степени уполномочить задачами и ответственностью центр компетенций, способный заняться формированием академического и адекватного ему нового прагматического взгляда на «умный город», по сути, ту сущность, которой предстоит комплексно заместить исчерпывающий себя «лоскутный» подход к регулированию и практике. При этом, не следует, конечно, никак ограничивать или мгновенно корректировать любые полезные технологические инициативы или дискредитировать термин «умный город». Просто, по мере формирования «системы координат» технологий в рамках новой теории мы получим уникальный инструмент их тонкой настройки и оптимизации, кратно более эффективного использования перспективных и разумного переформатирования потенциально критичных человеку решений. Особенность предлагаемого подхода в том, что на этапе развития теория в большей степени ограничивает ошибки неочевидных технологических трендов, а по мере её наполнения — начинает формировать обоснованный запрос на действительно перспективные.
— Вы полагаете, что в стране центров подобных компетенций сегодня не существует?
Центров компетенций, имеющих исследовательским приоритетом развитие концепции «умного города» в масштабе компетенций, ресурсов и ответственности, потенциально соразмерных комплексному решению проблемы в будущем, в России сегодня нет. Известная мне инициатива формирования подобного центра в новейшей ретроспективе организационно не состоялась. Анализ мирового опыта говорит о колоссальном росте потребности общества в системных компетенциях созидания, во многих странах мира существуют и вновь создаются различные, в том числе — исследовательские, структуры и институты, прямо ориентированные на тематику «умного города». Не приходится сомневаться, очень скоро коллеги полностью переключатся и на уровень систематики, подобный созданному и впервые описанному российской научной школой, а то и вовсе станут именно им и руководствоваться. Искренне сожалею, что мы упускаем шанс на лидерство в новой области самых перспективных компетенций будущего. К слову, уверен, что город Москва — одна из лучших, если не самая лучшая, мировая площадка для формирования системного аналитического контура перспективного проекта «Умный город 5.0: иммерсивное созидание».
— Какой, на ваш взгляд, должна быть идеальная модель «умного города» в России?
Не думаю, что идеальный российский «умный город» с модельной точки зрения должен чем-то принципиально отличаться от «умного города» в любой другой стране мира. Разумеется, культурные и архитектурные особенности города, характерные национальной идентичности его населения должны не нивелироваться, а подчёркиваться современной технологической инфраструктурой. Одновременно с этим, различными могут быть и другие социально-экономические и институциональные городские акценты. Однако, основные перспективы, субъекты и объекты проектирования новой реальности в отношении человека будут носить, в целом, универсальный характер.
Если говорить об «идеальной» модели нового понимания «умного города» в целом, то её принципиальное отличие от существующих будет заключаться в т.н. «иммерсивном» характере всей совокупности современных технологий в части естественного подкрепления уникальной системы ценностей и идентичности человека интеллектуальной гибкостью индивидуально настроенной вокруг него искусственной среды.
Именно это принцип и составляет суть новой концепции «иммерсивного созидания» - трансформации действительности, включающей человека и определённой в системе его ценностей и идентичности. Другими словами, новая задача среды созидания — органично «погружать» человека в изменяемую прогрессом реальность, обеспечивая исключительно осознанную и ответственно воспринятую самим человеком эволюцию собственных приоритетов.
— Так что же такое, по-вашему, «умный город»?
«Умный город 5.0», а точнее, сущность, которая со временем заменит это термин, это — «иммерсивная уникально дополняющая человека цивилизация». Это самое лаконичное из определений третьего уровня. Полюбопытствуйте, терминология опубликована.
— Какие сейчас проблемы существуют при планировании таких городов?
Организационные проблемы перехода к новой философии, теории и практике созидания очевидны. Восемь ключевых моментов, с которыми предстоит справиться на пути становления «иммерсивной среды созидания» будущего, тезисно, следующие. Мотивация лиц, принимающих решения; понимание проблемной области и вызовов цивилизации в целом в объёме и числом неравнодушных коллег, достаточными для формирования инициативы как минимум на начальном этапе изменений; профессиональные компетенции потенциальных руководителей и исполнителей программ и проектов; наличие необходимых технологических решений; смелость в части перестройки системы регулирования отрасли; культура и инфраструктура инноваций; кадровый потенциал в адекватном инициативам масштабе; целостность и преемственность политики и практики изменений.
— Как вы считаете, какие трудности мешают специалистам отрасли эффективно взаимодействовать?
Отрасли необходим целостный, системный подход. На всех уровнях ответственности, регулирования и практики. Такое понимание сегодня складывается. Проблема в том, что, в силу тех или иных объективных и субъективных причин, часто системный подход приходится выстраивать, а точнее — встраивать в условия критичных ограничений контекста фактического состояния того или иного сегмента отрасли, субъективных внутренних и акцентов внешнего по отношению к отрасли контура реальной экономики. Понятно, что оперативной повестки никак не избегнуть, но в какой-то момент стратегическое планирование и проектирование будущего необходимо сделать приоритетом. Именно и исключительно такой подход способен снять огромное количество тактических проблем отрасли. Однако времени для перспективного мышления, как всегда, не хватает, а условий — не складывается.
Более того, суть представленной концепции не ограничена отраслью в традиционном понимании границ её профессиональной и социальной ответственности. «Иммерсивное созидание» - фундаментальная основа «метаотрасли» как инфраструктурной основы, объединяющей все направления технологического прогресса.
— Вы пишете, что академический сегмент отрасли не готов к новому качеству профессиональной и социальной ответственности за будущее. Как надо перестроить подход, чтобы строительство пошло по правильному пути?
Действительно, академический сегмент отрасли сегодня ни на одном уровне, ни организационно, ни масштабно не готов нести ответственность за формирование и развитие системных, системотехнических и цифровых компетенций, исключительно необходимых для перспективной перестройки модели созидательной деятельности. Причём основная проблема состоит не столько в остром недостатке профильных исследователей и специалистов, сколько в фактическом отсутствии условий и инициативы для ликвидации этого пробела.
Отраслевой академический ландшафт сегодня консервативен не просто глубоко, но и критично будущему. С огромным и искренним уважением отношусь к традиционным областям компетенций отраслевой науки, а равно и к настоящим учёным, их представляющим. Не привык и не стану участвовать в заочных дискуссиях на эту тему. Полагаю, однако, что реальность доминирующего сегодня объективного ограничения неформатной отрасли инициативы и оригинальных исследований рамками традиционного, часто — персонального, горизонта квалификации и приоритетов, инерции отраслевой академической системы и её современных институциональных форматов, усечённого преимущественно прошлыми технологическими и организационными достижениями мировосприятия, массовой подмены научного творчества бесконечной и самодостаточной ротацией конкурсных и отчетных форм на всех этапах ответственности должна быть пересмотрена.
— Что нужно поменять в отраслевой подготовке кадров?
Многократно комментировал эту тему в различных форматах и, полагаю, в новейшей ретроспективе лично способствовал «перезагрузке» приоритетов системы отраслевой подготовки кадров. Прошу извинить, не стану повторяться. Искренне желаю всем сегодня причастным к этим процессам коллегам неравнодушия и удачи во вновь изменяющейся действительности.
Отмечу лишь, что с профессионально-ориентационной перспективы в целом, одной из критичных для строительной отрасли проблем, остаётся её объективно и субъективно (по сравнению со многими новыми и традиционно высокотехнологичными направлениями и актуальными инициативами) лишь ограниченная привлекательность в формирующейся сегодня картине мира будущего во всех смыслах, что, очевидно, не мотивирует укрепление кадрового и академического потенциала отрасли, не стимулирует педагогическую активность профессионального сообщества, не способствует расширению горизонта планирования и инвестиций в исследования, кратно снижает возможности взаимодействия в различных областях и уровнях подготовки кадров, что, в итоге, лишает нас главного — не предполагает полноценного включения уникальной сущности «среда созидания» в идеологию трансформации системы ценностей, отвечающей локальным и глобальным вызовам будущему, недостаток которой в XXI веке ощущается особенно остро.
Другими словами, перестройка отраслевой системы подготовки кадров — это не самоцель. Это естественный ответ на вызов перестройки метамодели созидания в целом. Вне новых, перспективных, чётко сформулированных задач развития, необходимой перестройки системы отраслевой подготовки кадров никогда не случится. Необходимо создать и всеми силами продвигать принципиально новый контур созидательных компетенций будущего, привлекательный для современной молодёжи как на имиджевом, так и на сутевом уровнях.
— Как все-таки изменить ситуацию к лучшему?
Полагаю, что уже достаточно ответил на это вопрос. Резюмирую, однако, следующим. Нам необходимо найти в себе силы избегнуть опаснейшего феномена, складывающегося сегодня, к слову, не только в отрасли. Феномен этот многолик и многослоен — мы продолжаем мыслить исчерпывающими себя ситуативными категориями, рассчитывая преимущественно на немедленный количественный и/или необоснованно скорый качественный результат. Например, решение актуальных задач технологического суверенитета. В условиях современного мира и глобальной конкурентоспособности технологический суверенитет — это не всегда, а точнее — почти никогда, формирование исключительно замкнутого контура критичной технологической инфраструктуры на основе пусть даже самых лучших современных мировых практик. Это — идеология постановки и решения задач и ответов на вызовы уже не завтрашнего, а послезавтрашнего дня. Технологически конкурировать эволюционно сегодня практически невозможно. Опережать необходимо революционно, в терминах ценностей и на порядки качественных и количественных результатов. Уверен, «иммерсивное созидание» - область компетенций, где у России есть уникальный шанс. В этом смысле нам следует сконцентрировать усилия на инвестициях в будущее, оно кратно ближе, чем большинство из нас может себе представить. И это не про финансирование, это про образ мысли.
— Спасибо за интервью!
В свою очередь, признателен вашему порталу за возможность поделиться нашими перспективными идеями. Настоятельно рекомендую коллегам найти время и познакомиться с ними подробнее взглянув на публикацию в первом номере «ПГС», прямая ссылка на электронную версию которой прилагается.